3 ноября, в Израиле начались двухнедельные международные учения Дегель Кахоль 17 (Синий флаг 17) с участием семи государств — США, Греции, Италии, Польши, Германии, Франции и Индии.
Они проходят на военной базе Увда на юге страны — там, где проводятся ежегодно с 2003 года. За их ходом внимательно наблюдают представители более 40 стран.
При этом германские, французские и индийские ВВС принимают участие в израильских учениях впервые. Например, Индия прислала 45 пилотов, инструкторов и техников, самолет специального назначения C-130J и подразделение спецназа ВВС «Гаруд».
Всего задействовано около ста самолетов и более 700 человек персонала.
Военно-воздушные маневры продлятся до 16 ноября включительно. Из-за масштаба учений периодически воздушное пространство над Эйлатом будет перекрываться, что может повлиять на расписание полетов гражданской авиации.
Мнение профессионала: почему ВВС Израиля превосходят американские
С 5 по 16 ноября в Израиле проходят учения «Синий флаг» с участием представителей ВВС США, Италии, Греции, Индии, Польши, Германии и Франции, всего около тысячи экипажей. Впервые эти учения проходят в таком масштабе.
Израильские ВВС считаются одними из лучших в мире. В связи с учениями мы обратились к бригадному генералу авиации в отставке Исраэлю Бахараву с просьбой прокомментировать состояние ВВС и объяснить, в чем секрет высокой эффективности этого рода войск в Израиле.
— Господин Бахарав, говоря об эффективности или качестве авиации, какие именно параметры мы учитываем?
— Я бы назвал четыре основных параметра. Во-первых, качество подготовки летчиков, во-вторых, военная доктрина, в-третьих, применяемые системы вооружений и, в-четвертых, обслуживание и вспомогательные подразделения.
— Не могли бы вы объяснить, чем израильские ВВС отличаются от авиации других стран в каждом из этих параметров.
— Что касается подготовки пилотов, то у нас совершенно уникальная система отбора боевых летчиков. Процесс аттестации в ВВС намного более тщательный, основанный на научном подходе, с использованием множества статистических данных и накопленных знаний. В итоге на летные курсы поступают те, кто лучше всех подходит к этой службе. И даже в случае ошибки остается возможность отсеять тех, кто окажется менее подходящим. В конце курса остаются наиболее подходящие этой профессии люди.
В иностранных ВВС ситуация иная. Там летчиками могут стать и те, кто не обладает наилучшими способностями к полетам. Помимо этого, у нашей авиации накоплены опыт и знания предыдущих войн и разработана система передачи этих знаний через обучение и упражнения. Это позволяет подготовить пилотов лучше, чем в других странах.
Принята также культура тщательного изучения всех осуществленных действий, чтобы постоянно учиться на ошибках и совершенствоваться с каждым вылетом. Поэтому наши пилоты оказываются выше уровнем, чем иностранные.
— Перейдем к оперативной доктрине.
— Оперативная доктрина тоже основана на большом опыте. Нам всегда приходилось справляться с серьезными трудностями — в виде новых технологий, в виде количественного превосходства. Нам по сути пришлось в какой-то момент противостоять СССР со всей его мощью. Интенсивность боевых действий у нас тоже была выше. Приходилось искать оригинальные решения и развивать оперативные приемы, позволяющие справиться с любой задачей в таких условиях.
— А есть примеры таких решений?
— Это начинается с тактики полетов. Принятые у нас приемы ведения воздушного боя, по моему мнению, самые прогрессивные в мире, и причина как раз в том, что я сказал. Необходимость наносить сложные удары по наземным целям для уничтожения зенитных ракет. Крайне точные операции против террористов, точечные ликвидации. Все это также связано с технологией, но на первом месте — оперативная доктрина. Вы разрабатываете приемы и понимаете, какая требуется технология. Мы, в отличие от многих других стран, вынуждены осуществлять разработки в экстремальных условиях.
— Перейдем к оружейным системам.
— Как я и сказал, они неразрывно связаны с доктриной и приемами. Понимая суть проблемы, вы приходите к ее решению, и оно направляет вас в том или ином направлении при выборе оружейной системы. Наша страна отличается способностью к технологическим разработкам, развившейся в результате необходимости искать решения серьезных проблем. Это проявилось, в том числе, в оружейных системах, например, ракеты для самолетов, как для воздушных боев, так и для уничтожения наземных целей, бомбы, системы обработки данных, системы сбора разведывательных данных и преобразования их в цели. Эти системы позволяют нам выполнять задачи, и все прочие отстают от нас. При этом мы используем американские самолеты, свои самолеты мы не производим. Наши ВВС применяют самые современные самолеты. В эту платформу вы включаем наши технологии и получаем очень развитую систему.
— Кстати, насколько я понимаю, последней попыткой создать израильский боевой самолет был проект «Лави». Вы выступали против него. Чем он вам не нравился?
— Дело не в том, что «Лави» мне лично не нравился, правильнее сказать, что самолет не подходил нашим требованиям. Его называли «лучшим в мире самолетом», но он таким вовсе не был. Для начала, он совершенно не отвечал ожиданиям. Изначально в него хотели включить новейшие технические системы, но в процессе создания они отпадали одна за другой, так как не были готовы к оперативному применению. Получился самолет, во всем уступавший F-16 — размер, дальность полета, полезная нагрузка. F-16 тем временем был усовершенствован, и «Лави» никогда не сравнялся бы с ним. И это не говоря уже о финансовых проблемах. Ни авиация, ни армия в целом, ни вся страна на тот момент не могли бы реализовать такой проект с экономической точки зрения.
Американцы готовы были, простите, дарить F-16, только бы не «Лави». К тому же, заплатив, F-16 вы получали сразу, а «Лави» в лучшем случае через несколько лет. Поэтому как боевая машина и как экономический проект «Лави» не был удачным. Его недостатки не позволяли включить его в состав ВВС.
— Тогда вернемся к наземному и вспомогательному персоналу.
— Техники и все остальные должны соответствовать уровню летчиков. Летчик не в состоянии ничего сделать без них. Все начинается с обслуживания самолетов, и в этой области у нас тоже служат люди с высокой сознательностью. И все прочие системы — контроль, планирование, разведка. Все это вместе создает один оркестр. Один великолепный скрипач с плохим составом музыкантов не сможет дать хороший концерт. Поэтому весь персонал должен быть высшего качества, а не только летчики, которых, к тому же, малый процент от общего состава.
Более того, сегодня уже значительная часть авиации — беспилотные летательные аппараты. Они не совсем беспилотные, просто их пилоты остаются на земле, совершая ту же самую работу. К ним тоже высокие требования, так как они должны заставить БПЛА добиться того же результата, что и пилотируемый самолет. Я даже не уверен, как определить операторов БПЛА — вспомогательный состав или все же военнослужащие боевых частей.
В общем, весь персонал в своей области должны быть на уровне летчиков, иначе слаженной работы не получится.
— Вы упомянули беспилотники. Можно ли сказать, что вся авиация вскоре будет беспилотной?
— Вероятно, но это процесс, и не слишком быстрый. Давайте посмотрим на самолет. Сегодня пилот делает в самолете то же самое, что десятилетия назад? Нет. В современных самолетах много средств, освобождающих пилота от необходимости совершать те или иные действия. То есть уже сегодня в пилотируемом самолете очень многое делается без участия пилота. К примеру, пилот выпустил самонаводящуюся ракету. Ее можно назвать беспилотником. Это часть процесса.
Другой пример. Компьютерные системы самолета сами делают многое, без вмешательства пилота. Постепенно в пилотируемом самолете увеличивается автоматизация. В некоторых полетах летчик не ведет самолет, включается автопилот, потому что он справляется лучше человека. Когда-нибудь, вероятно, летчики вообще не потребуются, но это поэтапный процесс. Беспилотные самолеты сегодня еще не достигли, и не скоро достигнут, уровня, при котором смогут выполнять все те задачи, что и пилотируемая авиация.
Беспилотники уступают в маневренности, скорости и радиусе полета. Так что они важная часть авиации, они выполняют задачи, для которых не требуется пилотируемых самолетов, но сегодня беспилотники не могут заменить собой все. Они, конечно, постоянно совершенствуются, и в будущем могут стать большинством.
В гражданской авиации все проще, пассажирские самолеты могут сами взлетать, сами садиться и сами лететь. Пилот в пассажирском самолете находится на экстренные и непредвиденные случаи. Но технология уже позволяет обходиться без пилота. В военной авиации пока еще не так даже с технологической точки зрения.
— Я хотел спросить о вашем личном опыте. Вы установили израильский рекорд, сбив 12 сирийских и египетских МиГов, в чем, по-вашему, было главное отличие ВВС Израиля от авиации этих стран? Вы сталкивались только с сирийцами и египтянами, или и советскими летчиками тоже?
— Советские летчики тоже участвовали в боях, но лично я с ними не сталкивался. По поводу сравнения могу сказать, что главное отличие было в качестве пилотов. Мне кажется, что в их ВВС служили не самые лучшие или не самые подходящие летчики. Самолеты же, их МиГи и наши «Миражи», были практически равными, сопутствующие системы тоже, а кое в чем у СССР, и, следовательно, египтян и сирийцев был даже перевес, например, в системах наземного контроля. Отличие было в тактических приемах летчиков и подготовке летного состава.
— Мы по-прежнему сохраняем качественный перевес в регионе?
— Сирийская авиация придерживается давно устаревшей советской доктрины, так что тут говорить даже не о чем. Египтяне же используют американские самолеты и американскую доктрину, и разрыв между нами и ними сократился. Но мы превосходим и американскую авиацию. По всем критериям, что я упомянул раньше, мы занимаем первое место в мире, даже американцы отстают.
— Несмотря на свое техническое совершенство?
— В том, что касается авиации, американцы с технологической точки зрения лидируют в области ракет «воздух-воздух» дальнего радиуса действия. Но если мы говорим об оперативной доктрине, личной выучке и военных системах воздушного боя, мы превосходим всех.
— А российские? Как они показали себя в Сирии?
— Трудно судить о качестве авиации, не участвовавшей в воздушных боях, ни против нас, ни против кого бы то ни было. Конечно, российская авиация сегодня господствует в сирийском небе. Наши самолеты иногда летают там, но мы координируем свои действия с Россией, и западная коалиция наверняка тоже. Но господствует в Сирии российская авиация.
— И напоследок, как бы вы оценили иранские ВВС? Это серьезная сила, или просто «сборная солянка» из старых американских самолетов и новых китайских?
— Вы правильно отметили, что их ВВС состоят, в основном, из старых американских самолетов и того, что иранцам удалось раздобыть позднее. Мне кажется, что иранские ВВС надо учитывать лишь в случае, если нам придется действовать в иранском небе. Вряд ли иранская авиация попытается атаковать нас в Израиле. Тут и слишком большое расстояние, и другие факторы играют свою роль. Они, конечно, могут попытаться, но возможности их самолетов крайне ограничены в случае решения такой задачи. Большую угрозу, чем авиация, для нас представляют их ракеты.
(9tv.co.il)
