Космонавт Роскосмоса Александр Мисуркин в декабре 2021 года успешно справился с ответственным заданием: доставить на МКС и вернуть на Землю двух туристов из Японии. В своем послеполетном интервью для журнала «Русский космос» он поделился впечатлениями от этой короткой миссии, рассказал, чем было наполнено время на станции, об отношениях с коллегами по экипажу, экспериментах после возвращения на Землю, а также ответил на вопрос о дальнейших планах.
***
— Александр, это был твой третий полет. Первые два были полугодовые, а этот всего на 12 дней. Есть ли между ними разница?
— Во время моего первого длительного полета, когда все было в новинку, время летело быстро, но я не чувствовал «давления» планов. Просто жил и работал. Во втором длительном полете появилось понимание, что многое не успеваю и надо работать интенсивнее. Как будто бежишь марафон с предельно доступной скоростью.
Третий полет, хотя и длился 12 суток, был сверхинтенсивным. Продолжая аналогию, я сравнил бы его с забегом на самые неприятные дистанции 800 м и 1000 м, когда надо мчаться на пределе своих возможностей.
— Как мы помним, космонавтам Андрияну Николаеву и Виталию Севастьянову после 18-суточного полета (1970 г.) пришлось очень тяжело реадаптироваться, поскольку из спортивных тренажеров на борту у них был только эспандер. Твой полет был ненамного короче. Была ли возможность заниматься физкультурой в полете? Как прошло восстановление?
— Двенадцатисуточный полет сравним по длительности с полетом к Луне и обратно. Поэтому я предложил специалистам Института медико-биологических проблем использовать мой полет как модель, чтобы проверить различные средства поддержания физической формы и посмотреть мое состояние после возвращения.
Например, при подготовке к лунным полетам нужно понять, какие тренажеры необходимо ставить на новый корабль (имеется в виду «Орёл». — Ред.), нужна ли на нем беговая дорожка, а если не нужна, то чем ее заменить? Миостимуляция будет? «Чибис» (специальные штаны для создания низкого давления в нижней части тела. — Ред.), «Пингвин» для нагружения позных (отвечающих за поддержание позы) мышц или хотя бы эспандер будут?
Но ИМБП не проявил заинтересованности в такой работе. На МКС мне не пришлось заниматься физическими упражнениями и использовать какие-то профилактические средства, поскольку этого не было в плане полета.
Тем не менее, видимо, благодаря опыту возвращения после двух длительных экспедиций, я очень быстро адаптировался к земным условиям и полагаю, что при высадке на Луну я чувствовал бы себя так же хорошо и был бы вполне работоспособным. Думаю, это произошло благодаря памяти самого организма. Интересно было бы сравнить мои ощущения с состоянием человека, не имеющего опыта адаптации после длительных полетов. Это было бы очень полезно для будущих полетов к Луне и на Луну.
— Значит врачи могут сделать однозначный вывод, что в полетах до 12 суток экипажи могут не тратить время на физкультуру?
— Не совсем так. Физкультура на борту — это не только возможность поддержания физической формы, но и способ психологической разгрузки. Это особенно полезно для тех космонавтов, кто на Земле занимается спортом постоянно и чей организм привык к упражнениям. Но, конечно, на физподготовку в коротких полетах нужно тратить не два с половиной часа в день, а значительно меньше. Этого будет достаточно для психологического расслабления.
— Занимался ли ты какими-то научными экспериментами? Если да, то какой был наиболее интересным?
— Я принимал участие в нескольких экспериментах по российской научной программе, в частности в «Урагане». Наиболее интересным для меня был российский эксперимент, который удалось реализовать в рамках японской научной программы «Лазма». Эта работа заключается в исследовании процессов тканевого дыхания (утилизация кислорода тканями) и микроциркуляторного кровотока в коже человека в условиях невесомости.
Подобное применение лазерной техники в космосе — впервые в мире. Результаты этого эксперимента появятся в научных публикациях в ближайшее время. Отмечу, что аппаратура для эксперимента «Лазма» российской разработки, а постановщиком эксперимента был Орловский государственный университет. И не знаю, что важнее в этой работе: отработка новой техники или возможность проведения уникальной диагностики в космическом полете. Формально это был японский эксперимент, и я проводил его на себе в свободное от службы время…
— А в чем заключалась твоя «служба»?
— Моя «служба» — это выполнение всех операций, заложенных в плане работ на день, который нам присылает ЦУП в виде формы № 24. Для меня этот план состоял из задач поддержки УКП (участников космического полета), разгрузки и загрузки корабля, его консервации и расконсервации, небольшие эксперименты по российской программе, участия в бортовых аварийных тренировках, а также выполнения функций корреспондента агентства ТАСС.
— Можно подробнее про помощь японским туристам?
— Они были хорошо подготовлены и в основном работали самостоятельно. Я им очень благодарен за то, что они были максимально автономны и не требовали моего времени. Но в мои функции входило проведение с ними стандартных мероприятий, таких как знакомство с российским сегментом МКС, инструктирование по технике безопасности, покиданию станции. Кроме того, я помогал им в подготовке оборудования для проведения сеансов связи с ЦУПом, сопровождал их на американском сегменте, помогал в бытовых вопросах. Учитывая, что полет был коротким, эти операции заняли относительно большой процент полетного времени.
— Какое впечатление от управления кораблем в одиночку? Намного сложнее?
— Мой полет прошел, слава богу, штатно, без каких-либо отклонений. Мне не пришлось вмешиваться в работу автоматики. У нашего «Союза» все системы многократно резервированы, и это дает очень высокую надежность. При возникновении нештатных ситуаций, как правило, достаточно действий одного командира. Но, как говорится, одна голова — хорошо, а две — лучше. Моя подготовка к этому полету заключалась в основном в отработке моих действий в различных нештатных ситуациях без поддержки бортинженера, а также в оказании помощи участникам космического полета: например, в надевании и подключении скафандров, пользовании противогазами на случай задымления. Но в полете это не потребовалось.
А что касается дополнительного пульта управления, то он мог бы пригодиться при некоторых нештатных ситуациях. Но в большинстве случаев удобнее все же пользоваться не им, а стационарным пультом.
— Как сложились отношения с Маэзавой-сан? Ощущалось ли, что рядом с тобой сидит миллиардер?
— Юсаку Маэзава совершенно уникальный человек! Конечно, все миллиардеры по-своему уникальны, но он уникален даже среди них. Мы много общались с ним на разные глубокие темы. Я стал понимать, какими мыслями он живет, о чем думает. Например, он считает, что деньги — это зло, они ухудшают отношения в обществе. По его словам, то, к чему мы должны стремиться, — это общество без денег. Об этой идее он планирует снять фильм. Но это отдельный большой разговор.
Так вот, Маэзава-сан сам как-то заметил, что он с 18 лет никогда не был ни у кого в подчинении. А тут он попал в подчинение командиру экипажа. И это его даже веселило. Мои указания как командира он выполнял четко, беспрекословно, и мы работали одним экипажем. Никаких предубеждений в этом смысле у него не было. И такое поведение вызывает уважение.
— А какая функция на борту была у «помощника» Йозо Хирано?
— Йозо делал всю работу. Если Маэзава-сан в кадре, то его снимал Йозо. Он же фотографировал и сбрасывал данные на Землю, общался с японской группой управления в ЦУПе и планировал видеоконференции, организовывал звонки Маэзавы-сан на Землю. Практически он выполнял функции начальника штаба.
— У меня создалось впечатление, что у тебя с Маэзавой-сан установились дружеские отношения? Или я ошибаюсь?
— Слово «дружба» — философское понятие. С появлением интернета оно стало видоизменяться. Могу сказать определенно, что товарищеские отношения сложились точно.
— Приглашал ли он тебя к себе в гости — посмотреть Японию?
— Он как-то сказал, чтобы я приезжал, но до конкретики дело не доходило. Возможно, сейчас это не слишком удобно из-за пандемии коронавируса. Он сам, когда прилетел в Японию после полета, две недели просидел на карантине. Но в целом у него было такое желание, чтобы я там побывал.
— Три полета — это большой опыт. Наверняка возникли какие-то мысли по усовершенствованию подготовки, повышению надежности техники, эффективности научных экспериментов…
— Да, конечно, было бы важно пообщаться со специалистами. К сожалению, у нас сейчас не проводится межведомственное итоговое совещание из-за пандемии… А глобальные предложения или замечания нужно обсуждать именно на таком высоком уровне.
— Расскажи о своих испытаниях после полета.
— Суть этого эксперимента, который называется «Созвездие ЛМ 21/22», — оценить работоспособность космонавта после космического полета, когда ему надо совершать какую-то активную деятельность. Например: управлять спускаемым аппаратом при прохождении атмосферы во время спуска на Землю, вручную сажать лунный корабль, передвигаться на собственных ногах по поверхности Луны, управлять луноходом или выполнять какие-то физические работы.
В моей программе были такие задания: полет на вертолете, имитируя посадку на Луну, провести ручную стыковку на тренажере «ДонСоюз», осуществить ручной управляемый спуск на Землю по штатной циклограмме спуска «Союза» на центрифуге ЦФ-18, имитирующей перегрузку. На тренажере «Выход-2», который имитирует лунную гравитацию, я в «Орлане» (скафандр для выходов в открытый космос. — Ред.) имитировал напланетную деятельность: работал кое-какими инструментами, прыгал и шагал по ступенькам тренажера. При этом снимались различные параметры организма, которые показали, что изменений в худшую сторону у меня не наблюдается. Никаких вестибулярных отклонений в сравнении с дополетными результатами не зафиксировано. А езда на имитаторе лунохода, правда, не в «Орлане», а в «Соколе» (спасательный скафандр. — Ред.), показала даже лучший результат, чем был до полета.
Тем не менее хочу отметить, что весь эксперимент проведен не совсем чисто. Все операции надо было делать не позднее, чем на следующие сутки после возвращения, то есть в период наиболее острой фазы реадаптации, так как уже на вторые сутки я чувствовал себя вполне уверенно. Сейчас эксперимент проводился в течение 4–5 дней. К его завершению мой организм уже полностью восстановился. Возможно, именно поэтому результаты были очень близки к дополетным.
— Какой, на твой взгляд, должна быть российская пилотируемая программа после МКС?
— С моей точки зрения, однозначно, что на низкой околоземной орбите станция, постоянно пилотируемая или периодически посещаемая, должна быть. Околоземная орбита — это плацдарм человечества, откуда мы будем делать следующие шаги в дальние миры — будь то Луна или Марс. Иначе мы потеряем технологии длительного пребывания в космосе. Не знаю, должна ли это быть низко- или высокоширотная станция.
Вместе с тем я глубоко убежден, что человек в космосе не должен дублировать функции беспилотных аппаратов. Например, все, что касается дистанционного зондирования Земли, надо делать полностью автоматическими аппаратами.
Считаю, что орбитальная станция должна быть международной. Чтобы на ней космонавты разных стран занимались фундаментальной наукой, которую без участия человека делать нельзя. А задач таких много.
— Можешь поделиться своими планами на будущее?
— Полет на новом корабле «Орёл» был мотивацией для моего согласия на подготовку и короткий полет с туристами. Я полагал, что опыт управления кораблем «Союз МС» в одиночку будет существенным плюсом при рассмотрении кандидатуры на первый пилотируемый полет на «Орле». Я даже научился в ручном режиме управлять процессом дальнего сближения. Этот режим не входит в нашу учебную программу и до сих пор считается недопустимым.
Однако, даже по самым оптимистичным планам, пилотируемый полет «Орла» состоится не раньше декабря 2025 г., и нет никакой гарантии, что этот срок не сдвинется вправо. Поэтому говорить о моих планах на будущее пока рано.
— Спасибо, Александр, за интересный разговор!
