12 апреля состоится московская премьера, а 20-го стартует всероссийский показ художественного фильма «Вызов», съемки которого проходили и на борту Международной космической станции (МКС). Это совместный проект Первого канала и государственной корпорации «Роскосмос». 5 октября 2021 года первыми в мире среди кинематографистов на МКС отправились режиссер Клим Шипенко и актриса Юлия Пересильд, предварительно прошедшие ускоренную подготовку в Звездном городке.
Накануне премьеры руководитель спецпроекта ТАСС «Первые лица» Андрей Ванденко поговорил с командиром корабля «Союз МС-19» Антоном Шкаплеровым и заслуженной артисткой России Юлией Пересильд. Антон рассказал о том, каково лететь на орбиту с непрофессионалами и может ли кино вернуть престиж профессии космонавта.
О курсе молодого бойца, списке табу, фельдшерском минимуме, камео и дублях на орбите
— Признавайтесь, Антон Николаевич, пришлось бить по рукам Юлию и Клима, чтобы на всякие кнопки в космическом корабле без разрешения не давили, иллюминаторы на МКС не открывали, в форточки не высовывались?
— Пересильд и Шипенко прошли необходимую подготовку в ЦПК (Центр подготовки космонавтов), пусть и в ускоренном режиме. У них были многочасовые тренировки, занятия, где штудировали в том числе и официальную документацию.
Они научились обращаться со скафандрами даже в нештатной ситуации — при разгерметизации, появлении токсичности, пожаре или задымлении в корабле… Освоили то, что необходимо для вынужденной посадки в незапланированном месте, занимались по программе морского выживания, получили базовые сведения о жизни и работе на станции: как в условиях невесомости пользоваться туалетом, приготовить себе еду… Ну и так далее. Правда, подробно успели изучить лишь российский сегмент МКС, где стоит оборудование, изготовленное и эксплуатируемое Роскосмосом. Поэтому в отсеки партнеров из NASA ребят допускали в сопровождении американского представителя.
— Значит, было что-то вроде курса молодого бойца: взлет-посадка? Как у летчиков времен Великой Отечественной.
— Четыреста часов в ЦПК. Не так и мало. Схожие знания даем всем космическим туристам, но Климу и Юле пришлось освоить науку в сжатые сроки. Их предполетную подготовку урезали до четырех с половиной месяцев, обычно же туристов обучают не менее шести, а то и девяти.
Кстати, следующими на орбиту полетели два японца-миллиардера. Я встречал их на МКС. Их уже готовили по укороченной программе, обкатанной на Юле и Климе. Многие состоятельные люди готовы платить большие деньги за возможность побывать в космосе, но отказываются, узнав, что придется забросить бизнес почти на год.
Теперь, думаю, желающих прибавится. Опыт двух последних экипажей дал понимание, как ужать сроки предполетной подготовки.
— Список табу для новоиспеченных космонавтов существует? Чего нельзя делать?
— Главное — запомнить, что можно. А все остальное — ни-ни.
Но, повторю, Юля и Клим летели не обычными пассажирами или туристами, а выполняли определенные обязанности.
— Какие?
— Я впервые оказался в экипаже без бортинженера, и подстраховка была необходима. Во время взлета рядом с ребятами находились критически важные рычаги, до которых я физически не дотягивался. В случае нештатной ситуации, когда действовать приходится очень быстро, не смог бы оперативно нажать нужные клавиши, не успел бы отстегнуться от кресла. С учетом этого обстоятельства корабль «Союз МС-19» доработали, сделали большой такой пульт, заведя на него кнопки, которые могли понадобиться. Юля им и заведовала. Пульт находился возле нее в специальном кармане. Она держала его на выведении на орбиту и на спуске, чтобы по команде моментально передать мне. Клим отвечал за важные клапаны выравнивания давления.
Запуск ракеты-носителя «Союз-2.1а» с Антоном Шкаплеровым, Юлией Пересильд и Климом Шипенко на борту, 5 октября 2021 года
В 1971 году страна потеряла экипаж «Союза-11» (Георгий Добровольский, Владислав Волков и Виктор Пацаев — прим. ТАСС) из-за нештатного открытия одного из таких клапанов. Во время спуска произошла разгерметизация, космонавты погибли. Были бы в скафандрах, выжили. Но они летели в спортивных костюмах, в скафандрах не помещались в спускаемый аппарат. СССР же хотел быть первым во всем. Сначала запустил на орбиту экипаж из двух человек, потом из трех…
Победа в той гонке порой стоила нам человеческих жизней.
После трагедии с «Союзом-11» старты пилотируемых кораблей остановили на два с лишним года, с тех пор наши космонавты летают только в скафандрах с системой жизнеобеспечения.
Словом, мы тренировали с Юлей и Климом пребывание на российском сегменте МКС и весь полет от старта до приземления. Ведь возвращаться ребятам предстояло с Олегом Новицким, который находился на орбите, пока мы учились.
— Такое впечатление, что вы пытаетесь сдержать улыбку, когда начинаете говорить о своих подопечных с Первого канала.
— Вспоминаю, какое шоу было…
— Все-таки шоу?
— Ну да. Наверное, видели, сколько журналистов и почетных гостей приехали на наш старт на Байконур? СМИ в подробностях рассказали о каждом из членов экипажа, раструбили о полете на весь мир… Миллионы людей увидели запуск в прямом эфире, такого пристального внимания к событию не было никогда.
С Юлией Пересильд и Климом Шипенко перед запуском ракеты
— Говорю же, никогда. Понятно, полет Юрия Гагарина и последующие старты освещались очень широко, имели резонанс по всей планете. Но это происходило уже задним числом, никто не вел онлайн-трансляций с Байконура, о запуске новых космонавтов в советское время сообщали только после удачного старта или даже приземления.
Потом была перестройка, когда всем стало не до космоса, он, по сути, выпал из поля зрения. С появлением интернета информация стала более доступна, но прежний интерес так и не вернулся.
Собственно, кинопроект, как я понял, и затевался ради того, чтобы люди снова вдохновились историями о покорении Вселенной.
— А вы когда узнали, что летите с двумя киношниками?
— Весной 2021 года в Звездный городок приехала делегация Первого канала во главе с Константином Львовичем Эрнстом. Вскоре пошли разговоры, что телевизионщики собираются снимать фильм в космосе. Но никак не ожидал, что съемки придутся на мой полет. Кастингов и кинопроб я не проходил.
— Вы приступили к тренировкам с Пересильд и Шипенко в июне. Если бы вам показалось, что кто-то из этой пары не тянет подготовку, руководство могло бы внести коррективы?
— Никому не запрещалось выражать собственное мнение. За всем происходящим пристально следили специалисты Роскосмоса, авторы проекта, медики. На всякий случай готовили дублеров.
Перед ЦПК поставили задачу отобрать кандидатов, подготовить к полету, чтобы те максимально успешно и безопасно выполнили поставленные цели. Этим мы и занимались.
— Понятно, приказы не обсуждаются, но ведь известно, что проект вызвал неоднозначную реакцию ваших коллег.
— Да, кое-кто в нашем ведомстве не скрывал скептического отношения. Другие, наоборот, говорили, что все сделали правильно.
— Понимал, что добро на съемки фильма дал лично президент страны, идея исходила от руководства Роскосмоса и Первого канала…
Бесспорно, что проект привлек внимание к космическим полетам, которые для многих давно стали чем-то рутинным, обыденным. Сами знаете, дети давно не мечтают стать Гагариными или Титовыми
Благодаря интересу, проявленному к нам телевизионщиками, вышел цикл документальных фильмов, в которых зрителю показали, как проводилась подготовка экипажа начиная с момента отбора кандидатов, рассказали о Роскосмосе и предприятиях, в него входящих. Естественно, многие слышали, что есть такая корпорация, но все ли понимают, чем конкретно мы занимаемся в космосе, какова научная нагрузка?
Как уже сказал, благодаря особым условиям, в которые нужно было вписаться, реализуя этот проект, мы сумели значительно сократить этап предполетной подготовки. Важный задел на будущее.
— Сюжет фильма построен вокруг хирургической операции, которую приходится проводить на МКС. Вы ведь тоже наверняка владеете фельдшерским минимумом?
— Безусловно. И у нас в ЦПК, и в NASA проводят обязательную медицинскую подготовку перед полетом. На МКС много специального медоборудования вплоть до аппаратов УЗИ и дефибрилляторов, чтобы запустить сердце. Нас учат, как пользоваться этой техникой. Но главное — уметь оказывать первую помощь, привести человека в стабильное состояние, если ему вдруг стало плохо.
— Прецеденты случались?
— Опасных, реально угрожавших жизни, слава богу, нет. Но мы всегда готовы к сюрпризам. На станции есть специальное место для оказания неотложной помощи, в режиме постоянного дежурства находится мини-операционная, под рукой большой запас всевозможных лекарств. Телемедицина, которая сейчас широко практикуется на Земле, по сути, наш космический задел. Начиналось все еще в 1960-е с биотелеметрии. Уже тогда физиологические параметры, например ЭКГ космонавтов, регистрировались и передавались на Землю.
Сегодня никого не удивишь возможностью онлайн-консультации с врачом. В экстренной ситуации хирург, находящийся, скажем, в Москве, помогает коллегам с Сахалина успешно справиться со сложной операцией.
— Значит, аппендицит на орбите не удаляли, но хотя бы зубы драли?
— Перед стартом все проходят качественную санацию. Врачи могут и импланты поставить, чтобы на МКС не возникло проблем. Но коронки, случалось, выскакивали в полете. Пару раз сажал их коллегам обратно, используя специальный клей. Если что, смогу и удаление провести, ничего там сложного нет.
— А в фильме, кстати, кого пустили под нож?
— По сценарию оперировали Олега Новицкого.
— Все выглядело убедительно, знающие люди не придерутся?
— Консультантом пригласили заслуженного врача России, специалиста по подобным операциям. Он участвовал и в работе над сценарием, и во время съемок контролировал действия Юли, чтобы хирургические манипуляции выглядели достоверно, как в жизни.
— Новицкий знал, что ему придется стать «пациентом»?
— Ну конечно. Перед стартом даже успел прочесть первый вариант сценария, еще сырой, неподробный. Но космический кинопроцесс на поверку оказался весьма серьезным и масштабным. К тому же у Олега съемки наложились на подготовку к возвращению на Землю. По сути, он один готовил корабль к спуску, а это тяжелый, ответственный труд. Уставал… Ведь обычно половину работы делает бортинженер.
— Все по той же причине: туристам не велено нажимать на кнопки?
— Ну да. Они выполняли свои задания, но только по команде. Сами ничего трогать или делать не могли.
— По пятибалльной системе как оцените действия Юлии и Клима?
На отлично. Молодцы! Подготовились капитально, хотя оба из творческой среды, а Юля еще и представительница слабого пола. К полету отнеслись очень серьезно, к съемочному процессу — не менее ответственно
Меня это, если честно, поразило: заранее прорабатывали каждый день, час и буквально минуту съемок. Все отрепетировали на Земле, чтобы максимально облегчить задачи в космосе. Хотя понятно, что на орбите не обошлось без дополнительных сложностей.
— Каких?
— Свет на МКС постоянно меняется — от рассвета до заката проходит лишь сорок пять минут. Станция совершает оборот вокруг Земли за полтора часа, значит, каждый день мы проживаем на орбите шестнадцать закатов и рассветов.
Клим в экстраординарных условиях работал за двоих, одновременно был режиссером и оператором. Повезло, что он учился на факультете кинопроизводства и дипломную работу снимал именно как оператор. Да что там за двоих! Ему ведь и со светом, и со звуком, и с организацией остального кинопроцесса пришлось управляться. Космическая станция — это вам не земная съемочная площадка, где суетятся сто ассистентов и администраторов! На МКС, кстати, не только освещение, но и шумы особенные. Пространство звучит не так, как на Земле. Но все, что снималось для картины, подлинное по звуку. Ни одну свою фразу я не дублировал на Земле. Клим сказал, что его все устроило.
— И много у вас реплик?
— Достаточно. Даже монологи есть.
— Получается, увидим космическое камео: вы же играете себя?
— Поначалу в сценарии я значился безымянным космонавтом, потом появилась фамилия — Шкаплеров. Поскольку Юля должна была ко мне как-то обращаться, а сюжет прирастал подробностями, в итоге я стал тем, кто есть: космонавтом Антоном Шкаплеровым в исполнении космонавта Антона Шкаплерова.
Самого себя играть легко, ничего придумывать не надо. Клим, правда, иногда что-то пытался добавить к образу, просил: изобрази, представь. Я старался выполнить, он режиссер, ему виднее
— Дубли были?
— О да! Не меньше десятка каждый раз. Иногда и до восемнадцати доходило.
— Все на камеру или сначала репетировали?
— В космосе снимали без остановки, нон-стоп. Так у них заведено. Сейчас ведь не те времена, когда устанавливался лимит пленки. Изображение пишется на «цифру».
О космическом кинематографе, коммерческом туризме, «морской болезни» и тубах с шампанским
— Вы смотрите художественные фильмы о космосе? Есть у вас свой рейтинг?
— Из американских номер один — Apollo 13. Снят очень близко к реальности.
— Это там, где русские летают в ушанках?
— Нет, в шапке нашего космонавта изобразили в Armageddon — легком, юморном кино, воспринимаю его не иначе как комедию. Хотя NASA разрешило кинематографистам работать в реальном космическом центре и даже пустило съемочную группу в ангар шаттла Endeavour. Мне знакомы эти площадки, бывал там…
А вот в основе ленты Apollo 13 лежат реальные события, когда американский экипаж едва не погиб при выполнении лунной программы. Я не нашел в фильме ни одного технического ляпа.
У нас тоже есть хорошие картины — «Время первых», «Салют-7», но в каждом из них, увы, допущены досадные просчеты. Как космонавт и инженер, смотрю и думаю: неужели не могли нормально сделать, проконсультироваться у специалистов? Создатели обычно объясняют, мол, фильм художественный, его смотрят не одни же профессионалы, сюжет построен на реальных фактах, но не может оставаться без доли украшательства. Вот и решают страху нагнать, драматизма добавить, чтобы, значит, подогреть интерес зрителей.
— У героев «Салюта-7» есть реальные прототипы — космонавты Владимир Джанибеков и Виктор Савиных, но в фильме Клима Шипенко им даны другие имена.
— И личная жизнь героев в картине тоже оказалась иной. Поэтому на предпоказе коллеги несколько возмутились. Потом их уговорили, видимо, апеллируя к высоким целям, ради которых в кино используется вымысел. И Владимир с Виктором дали добро.
— С профессиональной точки зрения косяков много?
— Есть несколько. Например, на станции не было пожара, обгоревший «Союз» уже никуда не полетел бы.
— А состояние невесомости как передано?
— Более-менее.
А в «Вызове» будут по-настоящему уникальные кадры. Для одного из Юлиных пролетов по МКС мы выбрали самый длинный маршрут на российском сегменте. Видно, что она движется не в какой-то одной комнатке, а преодолевает полстанции. На Земле такое не снимешь. Юля летела, Клим вел съемку, а я тащил его, чтобы не ударился. Глаз-то на затылке ни у кого нет.
— Глобально стоила ли овчинка выделки? Весь этот сыр-бор с полетом артистов.
— Прямо спрашивал у Клима. Он ответил, что бюджет не потянул бы такое количество спецэффектов в условиях земного притяжения. Фильм обошелся бы намного дороже. Думаю, в том, что Шипенко знает цену хитроумным кинематографическим придумкам и уловкам, сомневаться не приходится.
С Юлией Пересильд и Климом Шипенко перед запуском ракеты
— Правда, что из-за космическо-кинематографической одиссеи Петр Дубров лишние полгода провел на орбите? Якобы ему не хватило места в посадочном модуле, чтобы вернуться на Землю.
— Нет, Петя сразу летел на год. Если бы не Юля с Климом, на орбиту отправились бы японцы-туристы.
— Значит, разговоры, будто кинопроект нарушил космическую программу полетов, — происки злопыхателей?
— Изначально был вариант с другим экипажем, полностью профессиональным, после решили отправить туристов за деньги, а затем уже возникла идея со съемками художественного фильма. В тот момент глобально уже не имело значения, кто именно полетит — японцы-миллиардеры или наши артисты.
Кстати, подобные случаи с заменами у нас бывали и раньше. Помню, в 2015 году вместо отказавшейся от полета британской певицы Сары Брайтман запустили казахстанского космонавта Айдына Аимбетова. Предварительно вопрос согласовали на встрече лидеров двух стран. Бывший тогда президентом Казахстана Нурсултан Назарбаев обратился к Владимиру Владимировичу, сказал, что есть подготовленный специалист, ждет своего звездного часа. Путину доложили, что появилось вакантное место, и во имя укрепления дружеских отношений между Россией и Казахстаном Айдын слетал на недельку в космос.
— Все эти истории не дискредитируют космос как науку? Один слетал ради дружбы, другая для кино, третьи тупо за бабки…
— Космический туризм — статья дохода, все страны за это бьются. В 1986 году при запуске Challenger погибла учительница Криста Маколифф, и американцы запретили непрофессионалам отправляться в космос. Поэтому с начала 90-х только наши «Союзы» и возили желающих, а Space Shuttle почти восемь лет не имели дел с гражданскими.
Коммерческими космонавтами называли подготовленных к полету специалистов, за которых платили их страны. В составе международных экипажей я летал с американцем, японцем и итальянкой.
Тур на Space Shuttle стоил дороже, чем на «Союзе», насколько знаю. Сто миллионов долларов против наших шестидесяти.
— По здоровью туристы отсеиваются? Платить готов, но нагрузку не выдерживает?
— Конечно. Физически слабые при всем желании в космос не полетят. Ведь даже при условии успешно пройденных тренировок и медосмотров нельзя полностью застраховаться от возможных сюрпризов.
— С Климом и с Юлей были какие-то неожиданности на орбите?
— Они молодцы! Имею право судить, поскольку совершил четыре длительных полета на МКС, повидал разных людей, начинавших подготовку с нуля. Пересильд и Шипенко вполне могли бы при желании сменить род деятельности и стать профессиональными космонавтами.
Первое условие в нашем деле — крепкий вестибулярный аппарат. Как правило, его безотказную работу налаживают тренировками. Хотя американцы не заморачиваются специальными упражнениями, забивают реакцию организма таблетками от укачивания вроде тех, что продают в аптеках страшащимся «морской болезни» путешественникам. В результате человека не мутит, он более-менее адекватен, но есть неприятная побочка — начинает клонить в сон.
— А у вас как обстоят дела с качкой?
— Некомфортных ощущений не испытываю, спасибо сильному от природы вестибулярному аппарату. Кроме того, я профессиональный летчик, всю жизнь летаю.
Но многих космонавтов тошнит, некоторые неделю не могут начать работать, нормально есть. Ходят по МКС зеленые. В смысле — плавают в невесомости.
Юля с Климом боялись, что тоже окажутся нетрудоспособными и не уложатся со съемками в отпущенное время. Им же отвели на орбите всего двенадцать дней. Но мне уже на Земле стало понятно: эти ребята справятся. Видел, как Юля тренировалась. Одно из испытаний представляет собой вращение на специальном стуле. Десять минут — норма для профессионального космонавта, а Юля и Клим кружились по пятнадцать, и их ни разу не стошнило. А когда проверяли в невесомости, вообще веселились!
— Сколько невесомость может длиться здесь, на Земле?
— Ее отрабатывают на борту специального самолета, который движется, меняя режимы полета. Сначала машина набирает высоту, и находящиеся в салоне на протяжении двадцати секунд испытывают перегрузку. Затем происходит режим свободного падения, тут-то и возникает невесомость, она продолжается около полуминуты. Потом опять набор высоты. В каждом полете самолет совершает с десяток таких «горок».
Юлия Пересильд (в центре) во время тренировки в условиях невесомости
На тренировках, кстати, тоже шли съемки. Часть операторов валялась в лежку, их выворачивало наружу, а у Юли с Климом все было отлично. И на МКС проблем не возникло, к съемкам приступили с первого же дня. Да что там! Клим снимал практически со старта, кадры из «Союза» уникальны, заранее их не отрепетируешь. Невозможно предсказать эмоции человека, который еще четыре месяца назад даже не думал о космосе, а теперь находится во взмывающем ввысь корабле.
— Как ведут себя люди?
— Кто-то молится, другие зажмуриваются от страха. Не раз это наблюдал, у нас же повсюду установлены камеры.
— Насколько быстро заканчивается адаптация на орбите и начинается работа?
— День-два покувыркался, пообвык, а дальше только вкалываешь. Но темп наращиваешь постепенно. С опытом времени на раскачку тратишь меньше. Если все идет хорошо, можно самым минимумом ограничиться.
— Женщина на борту создает дополнительные проблемы?
— В принципе, нет. Я летал со многими представительницами слабого пола, осложнений не возникало. Они дольше моются, но у нас много мест для водных процедур. И туалетов достаточно: два — в российском сегменте, один — в американском.
— Кто на МКС старший по кухне?
— Когда отмечаем торжественные даты, девчонкам доверяем накрыть стол. Они лучше умеют создать праздничное настроение, а не банально достать консервы. Юля, например, старалась, готовила юбилей Олега Новицкого, которому исполнялось пятьдесят. Мы вместе надували для него шарики.
— А что, кстати, с ними, с шариками, происходит в невесомости?
— Ничего особенного, они никуда не летят — ни вверх, ни вниз.
— Вы четырежды умудрились отметить Новый год на орбите. Мировой рекордсмен?
— И дни рождения четыре раза отпраздновал. Включая два своих юбилея — сорок и пятьдесят лет.
— Сколько раз можно успеть встретить 1 января, кружась вокруг Земли на МКС?
— Шестнадцать. Если считать каждый часовой пояс. Но обычно мы ограничиваемся «родным» временем тех, кто в этот раз находится на борту. Как-то, помню, начинали с японца, потом подняли тубы с деликатесом за русский Новый год, европейцев поздравляли по Гринвичу. А американцы вообще отмечают 25 декабря, у них главный праздник — Рождество.
Кстати, 1 января на МКС выходной.
— А тубы с шампанским бывают?
— Газированные напитки на станции не распробуешь. Американцы пытались открыть колу, а та — шух! — и разлетелась. Только перепачкались все.
Пару раз я клеил на тубы с соком этикетку «Советского» шампанского, которую заранее распечатывал на принтере.
— Любой обязательно подытоживаем общей командой: «За сказанное — три-четыре… Ура, ура, ура!» Это все знают, даже иностранцы.
Традиция авиационная, военная: когда народ за столом расслабляется, начиная отвлекаться, болтать о чем-то своем, надо его собрать, сконцентрировать внимание. Крикнули: «Три-четыре!» — и дружно выпили…
Об «Астрее», умении ждать, престиже профессии, теледебюте, гонораре и «Чебурашке»
— Какой позывной был у вас в последнем полете? И кто его выбирал?
— Выбор всегда за командиром. В этот раз я остановился на «Астрее». Хотел, чтобы слово начиналось на букву «а», как мое имя. Тут же совпали две первые буквы, я ведь летчик-исследователь, можно сказать, ас. Астрей — это греческая мифология, титан, который создал созвездия.
Взял звезды и разбросал по небу. По-моему, звучит красиво и символично. Слово должно быть короткое, желательно один-два слога, поскольку экипаж постоянно использует позывной в переговорах с Землей, с Центром управления полетом. Если шел доклад, и звучало обращение «Астрей-3», сразу было понятно: это к Юле, информация адресована именно ей.
Все нюансы приходится учитывать. В космосе мелочей нет. Плата за ошибки и просчеты очень высока
— В середине марта вы покинули отряд космонавтов, проведя в нем двадцать лет. Теперь ваша официальная должность — цитирую — замначальника управления по отбору и подготовке космонавтов к летным и наземным испытаниям и эксплуатации пилотируемых космических аппаратов ЦПК. О, как солидно! Наелись космоса досыта?
— Все относительно. Хотел бы попробовать что-то новое — корабли, станции, планеты… К этому готов. А на МКС пусть теперь другие летают. Возраст уже солидный, когда тебе за пятьдесят, надо передавать опыт молодым.
— Первого старта вы ждали восемь лет. Пришли в звездный отряд в 2003 году, а на «Союзе ТМА-22» стартовали лишь в 2011 году. Ожидание выматывает?
— На самом деле мне повезло, по нашим меркам я полетел быстро и сразу командиром. Для сравнения: в 2011-м меня дублировал коллега, готовившийся к своему полету четырнадцать лет. Но и он не рекордсмен, есть те, кто ждал своей очереди по шестнадцать лет. За это время я успел слетать трижды.
Ракета-носитель «Союз-ФГ» с пилотируемым кораблем «Союз ТМА-22», 2011 год
— Значит, выдержка — одно из важнейших умений для космонавта?
— Ты же не сидишь на берегу моря, сложив ручки, а постоянно совершенствуешься, учишься. Я три раза назначался дублером, переходил из экипажа в экипаж, наращивал багаж знаний. И в США успел год пожить. У нас есть практика подобных обменов, позволяющая подтянуть английский язык, привыкнуть к стране, чтобы потом, когда приезжаешь на предполетную подготовку, не шарахаться.
— А с американцами хотелось полететь?
— Crew Dragon — хороший корабль, мне нравится. Но теперь у меня и дома много дел: заряжаю на подвиги молодежь. Три будущих полета уже расписаны.
— Конкуренция большая?
— Наоборот, кадров даже не хватает, планируем дополнительно набирать людей в отряд космонавтов.
— Престиж профессии упал?
— Пожалуй, все-таки нет. Правильнее говорить, что происходит пересменка. Опытным пора сдавать пост по возрасту, а молодых ребят маловато. Вот и проводим теперь открытые наборы. Если раньше на должность командира экипажа предпочитали брать военных летчиков, сейчас любой желающий может подать документы в отряд и проверить себя. Та же Анна Кикина, которая 12 марта вернулась с орбиты вместе с кораблем Crew Dragon 5, в свое время работала радиоведущей на Алтае…
— Напомните, кто у нас рекордсмен по полетам?
— Максимальное количество раз — шесть — слетал в космос Сергей Крикалев. Больше всего дней на орбите — у Геннадия Ивановича Падалки. У него первое место в мире по длительности пребывания в космосе. В общей сложности восемьсот семьдесят восемь суток. У американцев таких цифр нет. По продолжительности полетов наши космонавты занимают, думаю, первые мест двадцать в списке. У американцев есть те, кто по пять раз стартовал на Space Shuttle, но это были короткие командировки — на пару недель. А потом они вообще восемь лет не летали на своих ракетах, когда в 2011 году программа Shuttle закончилась одним махом. Понимали, что так будет, но не успели подготовить замену: ни одна из пытавшихся решить задачу компаний не справилась. Зато сейчас у них сразу три корабля.
— А у нас первый фильм, снятый на орбите… Что лично для вас поменялось после съемок?
— Попал под пристальное внимание журналистов, которого прежде никогда не было. Всем вдруг стали интересны подробности из жизни киноэкипажа. Вот и вы допытываетесь…
Вдобавок Первый канал пригласил меня вести подкаст «Космические истории». Я согласился.
Считаю, надо поддерживать интерес к нашему делу, рад, что сотрудничество Роскосмоса и ведущей телекомпании страны получило продолжение в цикле научно-популярных передач
Давно пора было запустить что-то подобное.
— И как ощущаете себя в новом амплуа телеведущего?
— Пока набираюсь опыта. Выпустили несколько программ. В первой, вышедшей накануне Нового года, я рассказывал, как праздник отмечают на орбите. Недавно снимали ведущего специалиста по баллистике Рафаила Муртазина. Собирался подробно расспросить гостя, но даже половины вопросов не задал. Не успел! Обидно, что формат ограничен во времени, темы обсуждаем эксклюзивные, никто о них в прессе еще не рассказывал.
— Что не выяснили?
— Например, как Юрия Гагарина запускали.
— Разве здесь еще остались тайны?
— Рафаил Фарвазович вместе с коллегами просчитал на современной технике баллистику полета первого человека в космос. Теперь можно объяснить, почему Юрий Алексеевич приземлился там, где его не ждали: в поле под Саратовом.
И разговор с коллегой-космонавтом Александром Лазуткиным оказался невероятно интересным. В жизни-то нам редко удается спокойно посидеть и пообщаться. Саша летал на «Мире», прошел в буквальном смысле огонь и медные трубы: во время его полета случился пожар, разгерметизация…
Каждая передача и для меня как открытие. Надеюсь, зрителю тоже скучать не приходится.
— Гонорар получаете?
— Пока пилотные выпуски.
— Не многовато ли пробных пилотирований?
— Да не, нормально. В таких проектах готов и бесплатно поработать.
— Ну а за кино-то с вами хотя бы рассчитались?
— В космосе мы выполняли служебные обязанности, а здесь, на Земле, нас отпустили в отпуск за свой счет, чтобы могли досняться в фильме. Так и сказали: не дважды же вам оплачивать!
— Ставки у вас, наверное, были как у начинающих артистов?
— Ясное дело. Дебютантам сотни тысяч рублей за съемочный день никто не заплатит, будто народным и признанным. Но мы не ради денег пошли, всем интересно было. Что тут говорить-то? Второй шанс вряд ли представится. Половина сотрудников Центра подготовки космонавтов засветились в «Вызове». Клим всем желающим обещал: хоть на тридцать секунд, но в кадр попадете. Люди приходили, и он отыскивал роли.
— «Чебурашку» вы видели?
— С младшей дочерью Кирой сходили в феврале, пока отдыхали в Пятигорске в санатории. Прикольно.
— Ушастый заработал в прокате более шести миллиардов рублей. Как думаете, «Вызов» сумеет переплюнуть?
— Надеюсь, да. Хотелось бы. У нашего фильма тоже мощная реклама.
— Полагаете, одна успешная художественная картина может вернуть романтику профессии? Чтобы дети снова захотели летать в космос, как раньше?
— Конечно! «Вызов» рассказывает не о каком-то особенном герое, а об обычном человеке.
На встречах с молодежью, со школьниками всегда говорю: главное — поставить перед собой правильную цель. Я ведь тоже не супермен, вырос в Севастополе в обыкновенной семье, круглым отличником не был, не устанавливал олимпийских рекордов, тем не менее четыре раза слетал в космос. А теперь вот еще и в кино снялся
— Ваших дочерей звезды на небе не манят?
— У папы хорошая профессия, но им хочется другого. У дочек свои приоритеты. Кира оканчивает школу, пока в раздумьях, куда двигаться дальше. Кристина после Института нефти и газа занимается экологией. Ей нравится.
— С Юлей Пересильд познакомили девочек?
— Обязательно. И с Климом. До полета все встречались, на старт семьи приезжали, вместе там были.
— До этого родные провожали вас на Байконуре?
— Конечно. Каждый раз. Традиция! В этот раз, правда, вообще было много приглашенных гостей.
— Не отвлекали от финального этапа подготовки?
— Обученные люди следили, чтобы никто не мешал нам, не дергал. Поэтому в сентябре 2022 года мы специально летали на запуск корабля «Союз МС-22», доснимали то, что требовалось для фильма.
— Можно конкретнее?
— Нужны были момент старта, подход к ракете, доклад председателю Государственной комиссии… Не поленился, подсчитал: сделали четырнадцать дублей! Наверное, за всю жизнь я не провел столько времени у корабля на стартовой площадке… Дубль за дублем. 20 сентября на Байконуре было еще очень жарко, солнце палило нещадно, а мы в герметичных скафандрах… Словом, тяжело. Но кино есть кино, пришлось терпеть.
— Вы узнали себя на экране?
— Честно говоря, испытал некоторое удивление. Думал, выгляжу иначе. И голос другой, словно чужой. Так мне показалось. Мы же не видим себя со стороны…
— Но в целом кинопроцесс понравился?
— Да, любопытный опыт. Окунулся, увидел, как это делается. Теперь представляю, кто и чем занят на площадке, как работает тот или иной участник съемочной группы.
Все-таки по двенадцать-четырнадцать часов проживали вместе каждый день…
— Так чей хлеб труднее — актеров или космонавтов?
— Даже не знаю… В кадре перед камерой было очень нелегко.
Но моя профессия мне нравится больше. Как оказалось, с ней в один прекрасный день можно и актером себя почувствовать…
О водоразделе, проверках, отборе, шипении, молитвах, обидах и болезни мамы
— Начнем с главного вопроса, Юлия…
— Летала ли я в космос?
— Шутите?
— Ни капельки! Даже не представляете, сколько народу железно уверено: в действительности ничего не было, фильм целиком снят в павильонах «Мосфильма», космос нарисован с помощью компьютерной графики, и нас с Климом туда вмонтировали. Но эти люди столь же твердо убеждены, что Земля плоская, поэтому и не пытаюсь им что-либо объяснять или доказывать. Пусть живут в плену заблуждений и иллюзий!
С другой стороны, могу понять и даже принять чужой скепсис и сомнения. Если бы все произошло не со мной, тоже не поверила бы в реальность съемок художественной картины в космосе. До последней секунды боялась лишь одного: уже на Байконуре подойду к ракете, и тут из-за угла выскочит кто-нибудь с телекамерой и закричит: «Стоп! Это была программа «Розыгрыш». Снято!»
Реально опасалась! Ведь столько всего было пройдено… И я сейчас говорю не о физических нагрузках или кажущейся многим страшной центрифуге. Внутри пришлось пережить очень многое. Если бы что-нибудь случилось и мы вдруг не полетели, облом получился бы предельно жестокий.
— Значит, 5 октября разделило вашу жизнь на до и после? Собственно, и собирался спросить, не банальна ли эта фраза?
— Нет-нет, это не заезженный штамп, все именно так и было! Совершенно четкая граница, рубеж.
— Что осталось до?
— Желание доказывать кому-либо и что-либо. Вернулась на Землю гораздо более спокойная, чем была раньше.
— За две недели полета избавились от рефлексий?
— Неуверенность у художника никуда не может деться. Она осталась со мной. Я о другом. Поняла: если кто-то не верит в меня, надо идти к тем, кто на моей стороне. И оставаться с ними. Вот и все. А иначе жизнь потратишь на доказательства, но все равно не переубедишь. Но и к этому выводу пришла не сразу. Это не случилось 17 октября, когда мы приземлились. Понадобилось еще какое-то время на переосмысление.
К счастью, я не сталкивалась с клинической смертью, но, подозреваю, нечто подобное испытывают люди, ее пережившие. Глобальная переоценка всего. Это и описать сложно, и даже самой понять. Словно видишь что-то такое, куда остальные заглянуть не могут. Абсолютно новое пространство. И состояние.
— Какое слово наиболее уместно?
Фантастика! Безумно скучаю по МКС. Вот говорят: встреча с космосом. Да, невероятная красота в иллюминаторах, нечто совершенно запредельное, но… Вспоминаю другое. В полете мне было невообразимо хорошо. Как почему-то почти не бывает на Земле
Десять человек на станции, включая американцев, и потрясающее ощущение товарищества…
Считаю себя хорошим другом, я умею чувствовать тех, кто рядом. В космосе люди поразительно честны и открыты. Наверное, из-за того, что понимают: каждый день может оказаться последним. И в такой атмосфере я по-настоящему кайфовала.
Хотя страхи и переживания, конечно, были. Я ведь живая. При этом, повторяю, испытывала абсолютное счастье.
— Коллеги-космонавты устраивали вам проверки на прочность?
— Обязательно. Куда же без этого? Нас с Климом перед полетом полгода испытывали. По-всякому…
— Вы были морально готовы к не самому любезному приему?
— Нет, привыкла, что зрители меня любят. Конечно, есть те, кому я не нравлюсь как актриса, но в целом всегда встречаю положительное отношение. А тут вдруг столкнулась с необъяснимой предвзятостью…
— В ноябре 2020 года. Услышала новость по телевизору и тут же сама записала видеопробу, прочитала на камеру письмо Татьяны Лариной из «Евгения Онегина», как того требовали организаторы отбора кандидатов на полет. Отправила заявку и стала ждать. Хотя — нет, еще позвонила продюсеру Эдуарду Илояну, у которого в тот момент снималась в картине «Медиатор».
Спросила: Эдик, заявлен старт подготовки, это всерьез или какое-то новое телешоу? Он ответил, что все по-настоящему. Тогда я сказала, что отослала свою пробу, надеюсь пройти первый этап. Мне очень хотелось попасть на медкомиссию, хотя не была уверена, что здоровье позволит. Все-таки двое детей, какой-никакой, но возраст…
Словом, мы поговорили, после чего наступила тишина. Подумала, обо мне благополучно забыли, даже не включив в расширенный список… Но в последний момент все же попала на отборочный этап.
Сколько девочек в нем участвовало, не знаю, нас разбили на три потока. 29 марта меня начали тестировать врачи. Все-таки главным было физическое состояние кандидатов, а не запись письма Татьяны…
Сперва проверяли в Звездном городке, потом в Волынской больнице. Мощный такой check-up (от англ. осмотр, проверка — прим. ТАСС) — куча МРТ, рентгенов. Смотрели все — легкие, сердце, зрение, носовые перегородки, челюсти… Вплоть до гастро- и колоноскопии.
На Волынке многие посыпались. Осталось четыре претендентки. Алена Мордовина в итоге оказалась в экипаже-дублере, Соня Ская заболела ветрянкой накануне финальной медкомиссии. Еще была Галя Каирова, летчица гражданской авиации. Ну, и я. Из этого круга и выбирали.
— Вроде у Клима Шипенко была своя фаворитка — Светлана Ходченкова.
— Вот у него и спрашивайте.
— Но до вас ведь наверняка доходили разговоры…
— Знаю, что Клим не хотел меня. Точнее, так: мы не были знакомы. Впервые встретились 12 мая 2021 года на кастинге, а пока я проходила врачебно-медицинский отбор, никто этому не мешал.
Да, разумеется, я слышала, что у Шипенко есть собственные предпочтения.
— Вас это заводило?
— Посчитала делом принципа пройти врачей. На этом этапе предвзятость исключалась, каждый из полусотни специалистов-медиков давал свое заключение.
А дальше пошел профессиональный кастинг. Наверняка учитывался и опыт съемок в кино. Та же Галя Каирова прекрасна, но у нее нет актерских навыков. В этом отношении схватка получилась неравной. Если бы до финала добралась какая-нибудь моя популярная коллега, боюсь, меня не было бы в проекте.
Пишу об этом в книге «Это космос, детка».
— Хорошее название. Ваша фраза?
— Олега Новицкого, летавшего с нами на МКС. Он сказал ее там, наверху. Хорошо ее запомнила и часто употребляла, правда, в совершенно другом контексте. Олег произнес эти слова, когда станция вдруг начала переворачиваться и мы с Климом немножечко… как бы поточнее выразиться?.. струхнули.
Тут Новицкий и обратился ко мне: «Все нормально. Это космос, детка!»
Легко говорить, когда за плечами два продолжительных космических полета! А если все впервые, вокруг горят сигналы Emergency (от англ. чрезвычайная ситуация — прим. ТАСС), ты висишь в черном ледяном пространстве вдали от Земли и понимаешь, что, в принципе, можешь больше никогда туда не вернуться… Как тут не растеряться?
Конечно, внутренне я готовилась к любому исходу, но пока на себе не испытаешь, этого не понять.
Впрочем, никто особо и не старался что-либо объяснить мне. Удивительное время! С марта, когда начался отбор в проект, до 5 октября, на которое запланировали старт корабля, я жила, зачастую не зная, что произойдет завтра. Тем более через неделю или месяц. Очень странное ощущение… Не могла выстроить свою жизнь, что-то спланировать. И, повторяю, никто не собирался рассказывать мне, чего ждать. Например, медкомиссию я прошла 15 апреля, а сценарий увидела лишь перед актерскими пробами, назначенными на 12 мая. Почти месяц ничего не показывали. Если бы — теоретически — мне не понравилась роль, отступать было бы поздно, мое мнение все равно не спросили.
— Но вам ведь все пришлось по душе?
— Да! Ведь несмотря на нашу одиссею на МКС, в первую очередь это история о маленьком человеке, а не об абстрактном полете к звездам. Понимаете? Каждый конкретный человек и есть главный космос!
В итоге получился увлекательный аттракцион. В том смысле, что было очень страшно. Из-за полного непонимания, что будет. Я так не привыкла. Люблю отдавать отчет в своих действиях — что, зачем и почему. Я и на съемках всегда мучаю режиссеров, и на репетициях в театре.
Мне крайне важно, чтобы все рассказали, объяснили, я поняла, прочувствовала до нюансов. Такая внутренняя подготовка.
А здесь попала в полное незнание.
Осознавала лишь, что никто не может гарантировать, как все пойдет. Успокаивала себя тем, что нахожусь в окружении реально крутых мужчин, а они не дадут в обиду. Это и космонавты, и специалисты, готовившие к полету, и, конечно, Константин Львович Эрнст, Дмитрий Олегович Рогозин, Клим Шипенко. Они монстры! Чувствовала, что окружена профессионалами. При этом понимала: финал в любом случае открыт, никто не поручится, чем все закончится. У нас даже гуляла такая шутка: знаете, почему кино стали снимать после приземления? Если бы что-то пошло не так, получилось бы слишком затратно…
До старта ведь не отсняли ни сцены! С одной стороны, выглядит цинично. А с другой, с экономической точки зрения вполне разумно. Но мне, девочке, спокойнее от таких мыслей не становилось…
— А зачем вы вообще ввязывались в эту историю с полетом на МКС? Чего вам не хватало для счастья? Вполне успешная карьера — кино, театр…
— Плохо меня знаете! Я должна была попробовать. Обязана! Особенно с учетом того, что не относилась к фаворитам. Хотя, справедливости ради, с Первым каналом в целом и лично с Константином Эрнстом у меня давние теплые отношения. Когда-то он буквально по фотографии утвердил девочку-первокурсницу на съемки в сериале «Участок», с которого и началась моя кинокарьера. Очень уважаю и ценю Константина Львовича… Как он переживал из-за нашего полета, горел проектом — нельзя не восхищаться. Все было по-настоящему и по-человечески…
Конечно, на этапе отбора он мог мне внутренне симпатизировать, но никаких преференций не давал. Не тот случай, не те люди. Нужен был человек, который честно пройдет испытание. Это же больше, чем главная роль в фильме, пусть даже и блокбастере. История совершенно уникальная…
— А Шипенко долго шипел?
— Нет-нет, нам нужно было хотя бы чуть-чуть познакомиться, чтобы понять, почувствовать друг друга. В профессии меня знают как человека трудолюбивого, ответственного. Со мной комфортно работать, я готова биться за качество до последней капли крови. А тут пришлось заново что-то доказывать… Все-таки привыкла выбирать проекты, режиссеров, партнеров. Сама решаю, где мне хорошо, у кого буду сниматься или играть. Такой привилегированный статус. А здесь оценивали меня, из-за чего возникала постоянная злость, что не верят. Но я не сомневалась: справлюсь.
13 мая прошла государственная комиссия, нас утвердили, и началась подготовка к полету. А то, что Клим сперва не хотел меня… Как его в этом обвинять? Раньше мы не работали вместе. Подумала, что не место и не время показывать характер. Хотя, не скрою, хотелось. Очень! Но пересилила, понимая, что впереди большое общее дело, которое может произойти только в абсолютной любви и доверии, прощении всех обид, которые накопились во мне за два с половиной месяца. Я жесткий в этом смысле человек. Но тут отпустила ситуацию, чтобы стать единым целым, поддержкой и опорой друг другу. Иначе бы точно ничего не вышло.
— С командиром корабля Антоном Шкаплеровым когда познакомились?
— В тот же день — 13 мая. Потом еще в июне встречались, пока Антон не улетел в Хьюстон. Там у него было обучение в NASA. В июле он вернулся, и мы начали работать экипажем.
Помогло, что рядом находился Клим Алексеевич, он молодец, все правильно делал, не реагировал ни на что постороннее, занимался подготовкой к съемкам, раскадровкой. Конечно, внутри я порой закипала, считая, что мы заслуживаем более теплого приема.
Хотя, например, врач Вадим Шевченко не скрывал симпатий. А инструктор экипажа Игорь Карюкин стал для нас с Климом вторым отцом. Я всех помню! Валерий Григорьевич Корзун, великий космонавт, переживший пожар на «Мире», подкалывал меня, но при этом чувствовала, что он стоит за нас стеной. Это же сразу видно.
Но случались и конфликты. Всякие люди на пути попадались…
— А плюнуть вам не хотелось? Послать все и всех подальше?
— Знаете, вставала рано утром и обязательно молилась… Правда-правда! Говорила себе: Юля, у тебя есть высшая цель, ты идешь к ней, забудь об остальном, будь открыта людям, люби их такими, какими они уродились… Сеанс психотерапии продолжался в машине, пока два с половиной часа ехала до ЦПК (Центра подготовки космонавтов).
Вечером на обратном пути из Звездного моим личным врачевателем души выступал уже Константин Львович. Звонила ему и рыдала в трубку: больше не могу, ухожу! Такое случалось не раз и не два.
Эрнст в ответ говорил: терпи, терпи, терпи…
Родители тоже пытались успокоить. Даже мои дети.
— Родные сразу поддержали вас?
— Кажется, никто не верил, что меня отберут. Мама сначала была спокойна, слушая мои рассказы, как усложняются испытания: центрифуга, вестибулярное кресло, барокамера, ортостол…
— Тебя переворачивают вниз головой и оставляют в таком положении на сорок пять минут. Проверяют состояние сосудов, всей кровеносной системы…
Словом, постепенно мама загрустила. До середины апреля я проходила предполетные тесты, приезжала домой радостная, воодушевленная, а у мамы настроение портилось… Она тяжело пережила мой полет, сразу после того, как я вернулась на Землю, ее накрыла серьезная онкологическая болезнь.
Насколько понимаю, это последствия чудовищного волнения из-за меня…
— Справились?
— Надеюсь, все будет хорошо. К счастью, мы засекли проблему на ранней стадии, приняли меры. Но в любом случае цена оказалась очень высока. Со стороны кажется, будто Первый канал и Роскосмос сняли грандиозное шоу, а на деле люди, находившиеся внутри проекта, вкладывали в эту историю жизнь. И в моих словах нет преувеличения…
О завещании, традициях, писании на колесо, популяризаторах, слезах и консервных банках
— Отдавали себе отчет, что можете оставить детей без мамы?
— Да, конечно.
— Ради чего? Как отвечали себе на этот вопрос? Что вами двигало — гордыня, амбиции?
— Может, прозвучит пафосно, кто-то мне не поверит, но в понятие Родина вкладываю вполне конкретный смысл. Очень люблю свою страну, и наш полет, те риски, на которые мы пошли, доказывает, что для меня это не просто красивые слова. Думаю, важно сказать об этом именно сегодня, когда Россия переживает столь трудное время.
После того как мы начали снимать фильм о космосе, случилось много всего. В том числе очень плохого, ужасного. Сейчас кажется, что задуманный в другой, мирной жизни проект как-то стерся, отошел на второй или пятый план.
Но я уверена: минуют десятилетия, а эта история останется. Нельзя сравнивать нашу работу с подвигами первых космонавтов, но, согласитесь, свою строчку в летопись освоения Вселенной мы все же вписали. Может, когда-нибудь на орбите станут снимать сериалы, однако наш «Вызов» навсегда будет первым
Ради этого стоило рискнуть.
— Утереть нос Тому Крузу и всему Голливуду тоже было важно?
— Круз — гениальный артист, искренне сожалею, что наш полет невольно убил его мечту. Но для меня куда важнее, что первопроходцами оказались мы. Эту позицию у нас уже не отнять. По-моему, очень заманчивый мотив. По крайней мере, меня он точно заводил.
— Но дочери наверняка ведь спрашивали: мама, куда ты собралась?
— Много раз задавали вопрос.
— И вы рассказывали Ане с Машей о любви к Родине?
— И об этом тоже. Ну а как?
Написала им психологически очень тяжелые для меня письма, где спланировала, как все будет, если в полете случится что-то неприятное. Как-то попыталась это все продумать.
— По сути, составили завещание?
— Именно так, но, понимаете, я фаталист по натуре, верю в судьбу. То, что должно произойти, все равно случится, а чему не суждено быть, того и не будет. Искренне надеялась: все завершится хорошо…
Помню, пришла к Климу и говорю: «Завещание написал?» Он ответил: «Юля, умоляю тебя, не трогай эту тему». Но я не отступала: «Послушай, надо сделать. Мы обязаны все предусмотреть».
— Назначали опекунов, заверяли бумагу у нотариуса?
— Повторю еще раз: ну а как? Это же не шутки. Нельзя быть настолько легкомысленными. Мы приняли решение, согласились рискнуть своими жизнями, но наших детей нужно было защитить.
При этом я не суеверна: спокойно выношу мусор вечером, не перехожу на другую сторону улицы, если дорогу перебегает кошка, не сажусь на упавший сценарий…
Всегда думала, что театральные и киношные люди самые замороченные на эту тему, но оказалось, и космонавты — настоящий кладезь суеверий. Не ожидала. Количество традиций запредельное! А главное — все приходилось исполнять. В строго обязательном порядке. Отступить или нарушить нельзя. Иначе расстрел!
— Например?
— О том, что перед полетом надо непременно попи́сать на колесо автобуса, везущего на стартовую площадку, вы наверняка слышали.
— Как, кстати, вы это делали?
— Заранее подготовилась. Помочилась, извините, в баночку, а за двадцать минут до входа в ракету окропила колесо.
— Еще какие ритуалы?
— Посидеть на скамейке Королева у его домика… Последним в корабль должен входить командир… Впрочем, это обусловлено и технологической необходимостью: он сидит в центральном кресле, и если зайдет первым, ни справа, ни слева протиснуться уже будет невозможно.
Пендель обязательно надо получить перед стартом. Мне его выписывали Константин Эрнст и Сергей Романов, первый заместитель генерального конструктора РКК «Энергия». Но Сергей Юрьевич интеллигентно поддал сзади, а Константин Львович двинул так, что думала, копчик сломается. Реально приложился. От души! Потом, когда уже прилетели, сказала ему: «Знаете, почему мы не состыковались в автоматическом режиме? После вашего пенделя вариантов не оставалось — только вручную…»
Генеральный директор Первого канала Константин Эрнст
— Испугались, кстати, когда с первого раза стыковка не получилась?
— Очень. При этом не запаниковала, нет. У меня была странная готовность смириться и все принять. Но я же актриса, у меня богатое воображение… Думала: погибнуть на старте — бестолковая какая-то фигня. Даже ничего не сняли, только замахнулись на что-то серьезное.
Потому эта стыковка… Посмотрела в тот момент на Клима: сидят два идиота — актриса и режиссер, обоим по тридцать семь лет, у каждого за спиной есть какие-то достижения, впереди тоже что-то светило, а вместо этого — перспектива бездарно все, извините, просрать.
Я не столько за свою жизнь боялась. Знала, что схемы спасения экипажа отработаны четко. Худший расклад — баллистический спуск с приземлением где-нибудь в лесах Амазонии. Самое скверное, если бы мы вернулись ни с чем. Столько готовились, сил, денег потратили, долетели до МКС и — обратно?
17 октября, на пути со станции, уже так не волновалась. Знала, что мы отсняли все запланированное, есть по-настоящему уникальные кадры, материал скинут на Землю… Мне было спокойно.
— А история с якобы потерянными флешками? Откуда это взялось?
— Полный бред! Никто не допустил бы подобного. Заранее был организован канал связи, по нему после каждой смены перегоняли отснятое, как это делается на любой киносъемочной площадке. Конечно же, мы перестраховывались. А как иначе? Там было сорок минут материала.
Думаю, слух запустили так называемые «эксперты» по космосу. С каждым днем мне больше и больше нравится эта профессия: ни за что не отвечают, зато радостно комментируют все подряд! Лучше бы липовые популяризаторы рассказывали о реальных героях космоса, а не раздавали «разоблачительные» интервью на разных YouTube-каналах.
Один вбросил «сенсацию»: оказывается, я потратила на МКС всю воду, включая питьевую, поскольку часто мыла голову! Во-первых, на станции вода перерабатывается из урины и конденсата атмосферной влаги, значит, пока на борту происходит жизнедеятельность, засуха исключена. Во-вторых, я получала те же двести миллилитров воды, что и все. Хочешь — голову мой, хочешь — другие части тела.
Поэтому эти обвинения нелепы, как и история с флешками. Зато красиво расписано: прилетела с Земли кинодива, оставила без воды космонавтов, дрянь такая…
Понимаю, почему некоторые люди в это верят. Кому-то приятно считать, что артисты и прочие творческие натуры — дебилы от рождения. Оспорить подобный подход невозможно. Утешает, что так думают далеко не все…
— А почему вы плакали на орбите?
— Разные поводы находились. Когда улетали, грустно было прощаться. Вроде и провели на станции менее двух недель, а успели привыкнуть, словно к родному дому. В детстве я так уезжала от бабушки и дедушки. Было чудесное лето в деревне, а тут вдруг понимаешь, что возникает слово «никогда», и от него на душе печаль.
Плакала, сознавая, что больше это в моей жизни не случится — не будет ни МКС, ни космоса…
— Может, еще полетите за сиквелом.
— Клим постоянно говорит, что надо повторить. А мы как бы опытные…
Звучит слишком сказочно, чтобы поверить. Во-первых, мероприятие дорогостоящее, во-вторых, очередь стоит из профессиональных космонавтов и коммерческих туристов…
У Роскосмоса составлен четкий график стартов, мы вписались в него, не сдвинув ничего даже на день. Почему шла такая безумно форсированная подготовка? Запуск «Союза МС-19» запланировали на 5 октября 2021 года. Надо лететь!
— Да, была спокойна, знала, за что отвечаю, не сомневалась: справлюсь. Клим — аналогично. 13 мая мы взялись за руки и ни разу даже не поспорили, настолько были внимательны и бережны друг к другу. Он — мой космический брат.
Некоторое недоверие поначалу чувствовалось со стороны Олега Новицкого и Петра Дуброва, членов экипажа, встречавших нас на МКС. Понятно, Клим и я — не профессиональные космонавты, прошло какое-то время, пока они поняли, что мы — хорошие ребята.
Я девочка, и это иногда сильно проявляется. Обижаюсь, мне становится досадно, хочется рыдать. К счастью, такие периоды длятся недолго. Минуты слабости проходят, и я включаю режим «Все ясно, работаем дальше»
— Но, к примеру, и Петра Дуброва можно понять, который провел в космосе еще полгода, пока не прилетела следующая экспедиция с заменой.
— Сниматься в кино он тоже не планировал. Как и Олег Новицкий. Это ведь стресс. Профессиональные космонавты, военные — ну какие съемки? Еще и слушать режиссера, который ведет себя как командир. Зачем им это нужно? Плюс — Пересильд. Точнее, минус. Баба на станции! Куда это годится?..
— Дурная примета?
— Понятно, спорить с Сергеем Павловичем Королевым невозможно, но, считаю, космос создан и для женщин. Для тех, которые умеют сохранять спокойствие и брать себя в руки. Мы ведь и невесомость лучше большинства мужчин переносим…
В NASA женщины летают командирами экипажей и прекрасно справляются с обязанностями, а у нас по-прежнему мало космонавток, я лишь пятая за шестьдесят лет. Никаких поблажек от коллег не ждала, но перед возвращением на Землю сказала Дуброву: «Петя, ты каждый день будешь здесь вспоминать меня, а когда прилетишь и продолжим съемки картины, та-а-акое устрою на площадке! Припомню, как ты заставлял меня консервные банки пальцами гнуть! Я тебе покажу!»
— Мусор надо паковать плотно, вот Петр и говорил мне: «Тщательно сжимай пустые банки. Складывай вчетверо, чтобы занимали меньше места. Давай, не ленись!» И я давала. В смысле давила. Изо всех сил! Женскими руками, между прочим. Это физически больно, поверьте. Зато пальцы накачала, теперь у меня, как говорится, рукопожатие крепкое…
— И никто не предложил помощь?
— Олег Новицкий потом сказал, мол, зачем руками гнешь? Возьми плоскогубцы. К тому моменту уже дней десять прошло, мы на Землю собирались. Поэтому я ответила: «Нет, я уж буду до конца. Сама. Руками…»
Чтобы понять, каково это, вечерком, когда придете домой после интервью, откройте кильку в томате, съешьте содержимое, а потом согните банку четыре раза. Вот так, так и так!
Если понравится, можете попробовать еще. И делайте это каждый день. Удовольствие гарантирую!
— Сдержали обещание? Ответили Дуброву на съемочной площадке?
— Конечно же, я шутила. Люблю этих людей — Петю, Олега, Антона Шкаплерова. Клима, само собой.
Снимали мы в Подмосковье, в павильонах, в разных местах. Съемки продолжались по 12–16 часов. Уже после пары дней в таком ритме и Дубров, и Новицкий поняли, что актерский труд, конечно, отличается от того, что делают космонавты, но и он очень тяжел. Мы точно не бездельники, не бесполезные и бессмысленные люди, которые не умеют работать.
— Космонавты справились со своими ролями?
— Мне кажется, да. Определенно — да. Петра и Олега на площадке холили и лелеяли, относились как к героям, не скрывали восхищения… Было ли им легко? Не думаю. Но, послушайте, они отчаянно смелые люди! Это изначально заложено в их профессии. Вот и со съемками совладали. Им тяжело и нервно было учить тексты, подозреваю, волновались, даже стеснялись, хотя не показывали вида.
— Сейчас общаетесь?
— Пытаемся. Наверное, это самый честный ответ. Постоянно остаемся на связи, переписываемся, у нас есть общий чат, но встречаемся редко. У всех свои заботы-хлопоты, хотя желание чаще видеться никуда не делось. Ребята приходили ко мне в театр, надеюсь, заглянут еще. Очень хочу поддерживать отношения с ними. И с Сергеем Романовым из РКК «Энергия». Люблю его и даже не скрываю этого…
Вместе с Климом подарила Сергею Юрьевичу шлем-двенадцатиболтовку.
— Что это такое?
— Романов собирает старые водолазные шлемы. Мы выполнили обещание, данное еще перед полетом.
— А вам скафандр на память оставили? Он ведь индивидуальный, насколько понимаю, делался специально под вас.
— Да, это так, но… Честно сказать, не знаю, где мой скафандр. Мне подарили перчатки. Мои космические перчатки.
— Но с МКС что-нибудь прихватили?
— Вернула на Землю футболку, в которой летала, на ней написаны имена дочерей — Анна, Мария.
Каждому разрешалось взять в полет килограмм личных вещей. Я везла с собой какие-то незамысловатые украшения — цепочки, сережки. Ну и свои фотографии. Тридцать штук. На МКС открыто отделение почты, где можно сделать спецгашение. Раздарила уже в качестве сувениров близким людям. Себе оставила нательный крестик.
— Выгорание после полета было?
— Еще какое! Суровое. Все наложилось. Про мамин диагноз узнала, сама находилась в раздерганном состоянии… Не скажу, будто возникли проблемы со здоровьем, но определенные сложности появились. Много негатива сошлось в одной точке. Такая, знаете, вспышка. Не могла после нее восстановить дыхание, образно говоря…
— Хотя о вас говорят как о человеке с устойчивой психикой.
— Ну да, лопатой не убьешь… Пусть и дальше так и думают.
Действительно, я позитивный, веселый человек, но в тот момент накрыло конкретно…
— Сколько это продолжалось?
— Пока мама не стала выходить из болезни. Долго…
2022 год был тяжелым. Во всех смыслах. Как и для очень многих. Поэтому не хочу жаловаться…
О «Галчонке», страхе смерти, плюсах и минусах, зависти, любви, трудностях и свободе
— Почему спросил о выгорании? Полет в космос, как ни крути, это вершина. И в буквальном, и в переносном смыслах. А дальше что? Движение вниз?
— У меня мотивация не пропала. Очень сильно помогает, даже спасает мой фонд «Галчонок». Чистая правда! Тут никогда не доберешься до вершины. Нуждающихся в помощи детей страшно много, у нас под патронажем сейчас более тысячи двухсот человек с ДЦП и другими органическими поражениями центральной нервной системы. Но мы решаем не только конкретные проблемы этих больных, стараемся создать алгоритм оказания помощи.
Фонд вытаскивает меня из любой психологической ямы. И полет в космос был посвящен этому. Игрушка — индикатор невесомости, которую брала с собой, был, конечно, галчонок.
Философия фонда сложилась. Это оказалось самым трудным за прошедшие десять лет: не количество подопечных детей, а качество предоставляемой им помощи. Сложная задача, с которой удалось справиться. Но предела совершенству, как известно, нет.
Почему мы не останавливаемся? Для наших детей постоянное преодоление — образ жизни. ДЦП нельзя переболеть и поправиться, эта болезнь навсегда. Вслушайтесь, вдумайтесь в слово. Но надо стряхнуть с себя отчаяние и продолжать бороться. Собственно, этим и занимаемся вместе с детьми и их родителями. Я знаю, какие слова нужно говорить. Что будет трудно, но мы все равно пойдем вперед.
— Сколько денег собрали в прошлом году?
— Более ста миллионов рублей. В 2021 году был сто двадцать один миллион.
— Значит, сумма не слишком упала?
— Нет, но каждый рубль дается теперь в тысячу раз сложнее…
У нас установился отличный контакт с правительством Москвы, без его помощи прекрасный, сильный, но все-таки женский коллектив фонда не осилил бы поставленных задач. Город нас слышит. Уже работает первый реабилитационный центр по месту жительства. Мы выбрали трудный район — шоссе Энтузиастов. Хотим, чтобы такие же центры открылись в каждом из столичных округов. Родители смогут самостоятельно привозить туда ребятишек, а после окончания лечебных процедур забирать их домой. Важно, чтобы дети не оказывались запертыми в палатах, а жили с родными в семье. Это дает потрясающие результаты. Кто-то из сидячих больных встал, сделал первые шаги, другой заговорил, третий начал есть сам…
Для меня каждый успех, даже локальный, нашего подопечного — уже праздник.
— Вы поддерживаете «Галчонка» рублем?
— Нет, в наш фонд деньги не перевожу, помогаю найти спонсоров, которые нам жертвуют.
При этом уже давно отправляю по тридцать процентов своих гонораров в различные приюты — детские, для престарелых, для животных…
— Всегда?
— Практически.
Знаете, я много лет в благотворительности, но так и не научилась отказывать в просьбах. Это не очень правильно. Некоторые люди злоупотребляют добротой и отзывчивостью. Когда вижу подобное, начинаю себя ругать: «Юля, что ты делаешь? Остановись, идиотка!» Обычно меня не хватает надолго, опять начинаю помогать тем, кто обратился напрямую…
Надеюсь, после такого откровения мой директ в соцсетях не завалят письмами…
Но не все измеряется деньгами. Время от времени звоню в больницу какого-нибудь областного центра и говорю: «Здравствуйте, я Юля Пересильд, заслуженная артистка России, космонавт. Вот у такого-то ребенка возникла серьезная проблема. Помогите ему».
Чаще идут навстречу. Иногда посылают далеко-далеко, но хотя бы не сразу… Уже немножко привыкла к этому. Когда получается помочь, искренне радуюсь. Думаю: клевую профессию себе выбрала. Кайф!
— Вы говорили раньше, что для вас «Вызов» — попытка совершить поступок.
— Да, так и есть.
— Зачетная на все сто?
— Время рассудит. И люди решат. Не я должна об этом говорить.
— А по самоощущению?
Я поборола страх смерти. По крайней мере, попробовала с ней поговорить. Для меня это поступок
В повседневной жизни о таких материях вряд ли бы стала задумываться. Обычно ведь не до философских размышлений на отвлеченные темы. Постоянно куда-то торопишься, бежишь. Оказалось, мысли о смерти, внутренние диалоги с ней глубоко мне интересны. Поначалу страшно было даже подступиться, а потом начала копаться в себе, разбираться… Появилась новая, неожиданная ценность жизни, вдруг иными глазами посмотрела на мир вокруг. Поняла, какое счастье, что мне дарован этот день. И следующий. А ведь могло ничего и не быть…
Да, проще всего свалиться в рефлексию или депрессию. Людям свойственно грустить по поводу и без, мы часто видим минусы, почти не замечая плюсов. Хорошее вроде бы должно происходить само, а плохое можно и нужно обсуждать. На самом деле надо ценить каждую светлую минуту. Звучит банально, однако попробуйте реализовать эту прописную истину на практике. Радоваться встречам с друзьями, проведенному в кругу семьи вечеру, прогулке по лесу, даже театральной репетиции. Словом, всему, что составляет жизнь. И она станет другой.
— Вам удалось научиться этому искусству?
— Стараюсь. Пока в процессе.
Любопытно задним числом анализировать, как менялось мое восприятие. Вот мы вернулись на Землю, я лежу в спускаемом аппарате и думаю: елки-палки, неужели сели, живы-здоровы, руки-ноги целы? Обошлось! А ведь мог случиться и иной расклад.
Следующая мысль: класс, значит, увижу свой театр. Я же четыре месяца не играла, а теперь скоро выйду на сцену. Как хорошо-то! Словно заново открываешь мир. Вот мой зритель. Я снова в любимой профессии. Счастье! И так — слой за слоем. Своего рода перезагрузка.
И на этом пути приобретений у меня гораздо больше, чем потерь. Даже тех, кто поначалу принял нас в штыки, полюбила и простила. Абсолютно! Над прошлыми недоразумениями можно лишь посмеяться и как-то сыронизировать. Обожаю сообщество ЦПК. К сожалению, не хватает времени доехать до Звездного городка, чтобы всех обнять.
— А со стороны коллег по цеху зависть почувствовали?
— Не хочу ловить чужую отрицательную энергию. Чувство такое мерзкое, что даже прикасаться гадко.
Если ощущаю, что в мою сторону летит какой-то негатив, сразу говорю себе: быстро валим отсюда. Нет, не мое! Зависть очень разрушительна. Вот пусть она и сжирает тех, кто ею грешит. Стараюсь, чтобы в моем окружении не было таких персонажей.
Если же говорить о потерях, они связаны в основном с теми, кто за последний год вынужден был уехать из страны. Это действительно больно. Очень…
— Отъезд повлиял на ваше отношение к ним?
— Нет. Нас слишком многое связывает… Да, сейчас мы разъединены, разошлись в чем-то во мнениях и взглядах, но из этого не следует, что стану ненавидеть или вслух проклинать кого-то. Это близкие мне люди, и я не предам их. Мы вместе прошли большой путь, они сформировали меня как актрису.
Не собираюсь вычеркивать из своей жизни тех, кого люблю.
— Каково вам было вводиться вместо Хаматовой в спектакль «Рассказы Шукшина»?
— Однажды уже заменяла Чулпан, когда она была беременна. Так что роль я знала. Но все равно это тяжело психологически. Даже больно. Однако каждый принял свое решение, сделал выбор.
— Наверняка и с Мироновым (Евгений Миронов, художественный руководитель Театра наций — прим. ТАСС) обсуждали ситуацию? В Театре наций, если не путаю, вы играете с 2006 года?
— Да, люблю этот дом, хочу и дальше творить в нем. Чтобы, как и раньше, приходил зритель, который слышит и слушает нас, актеров. Сюда вложено сердце. И мое, и Жени, и других людей. Это же не про здание или стены…
Обязана сказать несколько слов о Никите Гриншпуне, талантливом режиссере и моем однокурснике по РАТИ. С его «Шведской спички», где я дебютировала в 2007 году, по сути, и начинался Театр наций. Никита руководил в Омске «Пятым театром», его обвинили в растрате и в феврале 2023 года осудили на пять с половиной лет колонии строгого режима. День, когда огласили приговор, я проплакала навзрыд, не могла остановиться. Адвокаты подали апелляцию, но пока ничего не изменилось.
Мои лучи поддержки Никите, как сейчас принято говорить…
— Вы ведь по-прежнему не состоите ни в одной театральной труппе?
— Никогда не была, хотя, например, у Жени Миронова сыграла в десятке спектаклей.
— Почему обособляетесь?
— Не хочу любить по трудовой книжке. Мне для чувств печать не нужна.
— Она мешает?
— Ни на что не влияет. Тогда зачем? Я за любовь и свободу. Свободу выбора. Другой вопрос, что это предполагает ответственность. Каждому придется когда-то за все ответить. Порой это тяжело и неприятно.
— К слову, о трудностях. Вам сложнее в учении или в бою?
— Не хочется показаться пессимистом, но, мне кажется, везде непросто. Любое дело, если заниматься им честно, вкладывая душу, не может даваться легко. Переживаешь, волнуешься, хочешь, чтобы получилось. Никогда все не зависит только от тебя, есть еще внешние факторы. Поэтому тяжело везде.
Правда, удовольствие от положительного результата перекрывает любые издержки. Ненавижу, когда коллеги начинают жаловаться на изнурительные съемки или репетиции. Не терплю такие разговоры. Почему? Это же часть профессии. Нельзя сразу запрыгнуть на красную ковровую дорожку, сначала попотей, повкалывай. Да, при подготовке к «Вызову» пришлось несладко, но сейчас готова вспоминать об этом только с юмором. То, что причиняло боль, осталось в прошлом, а сегодня я счастлива.
Давно мечтала сняться в детской сказке, в каком-нибудь добром кино. И вот получила предложение. Мне дали роль… Бабы-яги.
— Достойно! Что за фильм?
— Рабочее название — «Финист. Первый богатырь». Может, еще поменяют.
Когда позвали, подумала: наконец-то. Честно говоря, пора повременить с вертолетами, самолетами, ракетами. Многовато было этого в моей профессии, нужна пауза и что-то более спокойное. Радости хочется.
Еще один новый проект — «Императрицы» Андрюши Кравчука. Это полный метр, где я должна сыграть Елизавету Петровну.
А вообще решила: надо меньше сниматься. И зареклась подписываться на съемки, что называется, по дружбе. Я ведь со многими кинематографистами в приятельских отношениях. Если не готовы платить гонорар, присылайте деньги в фонд «Галчонок». На это согласна, а так, чтобы совсем бесплатно, нет. Только если за благотворительность.
— Последний вопрос. Каких не берут в космонавты, Юлия?
— Ну вы спросили! Тут большой пласт, до утра не ответить…
Говорят, трус не играет в хоккей. В космос тем более не полетит. Нужно быть смелым, готовым на многое. Это глобальное испытание на человеческую сущность.
Но я вот о чем сейчас подумала… На такую тему, наверное, должны рассуждать настоящие космонавты. А у меня другая профессия. И на орбите мы снимали не столько приключенческий блокбастер, сколько историю про хрупкую женщину, от которой зависит жизнь сильного мужчины, попавшего в беду. И ради достижения этой цели даже космос готов подчиниться. Чтобы один человек помог другому.
Проще всего сказать: от меня ничего не зависит. А ты попробуй сделать хоть что-то! Вдруг получится? Не бывает маленьких подвигов. Любой честный шаг, действие, даже слово — уже поступок. Вот, пожалуй, главное, что поняла, слетав к звездам
